Из «Бесконечного тупика» Д. Галковского:

О настоящем же Чехове Бунин писал ещё в 1914 году:

Долго иначе не называли его как «хмурым» писателем, «певцом сумеречных настроений», «больным талантом», человеком, смотрящим на всё безнадёжно и равнодушно. Теперь гнут палку в другую сторону. «Чеховская нежность, грусть, теплота», «чеховская любовь к человеку». Воображаю, что чувствовал бы он сам, читая про свою «нежность»! Ещё более были бы противны ему «теплота», «грусть».

И всё же был ли Чехов хоть чем-то близок советской культуре? В метафизическом, метафилологическом смысле — это ясно. Но вот просто как личность, как «писатель»? Конечно. Бунин в том же очерке вспоминал:

Раз возвращаемся с вечерней прогулки. Он очень устал, идёт через силу, — за последние дни много смочил платков кровью, — молчит, прикрывает глаза. Проходим мимо балкона, за парусиной которого свет и силуэты женщин. И вдруг он открывает глаза и очень громко говорит:

— А слышали? Какой ужас! Бунина убили! В Аутке, у одной татарки!

Я останавливаюсь от изумления, а он с радостными глазами быстро шепчет:

— Молчите! завтра вся Ялта будет говорить об убийстве Бунина!

Только это и было понятно в 30-х. Идиотские розыгрыши. Позвонить ночью по телефону и сказать с грузинским акцентом:

— Что же эта ви, товарыщь Бульгаков, тыхай сапай пратаскиваэтэ мэлкобуржьуазную ыдэалогию?

«Свадьба», «Весёлые ребята». И платки, смоченные кровью. Только чужой.