Жлобьё
Из «Бесконечного тупика» Д. Галковского:
Мережковский негодовал на Толстого, изобразившего Наполеона полнейшим духовным и интеллектуальным ничтожеством. У Толстого, по его мнению, получился даже не злой демон,
Однако Толстой здесь не менее прав, чем Мережковский. В толстовской злобе к великому человеку сказалось природное русское неуважение личности. Не маски срывал Толстой — он срывал лица, превращал личность в кукольного болвана, что доставляло ему неизъяснимое наслаждение. А также — ощущение собственной мудрости (всё видит, всё знает). Отсюда и показной неинтерес русской литературы к жизни высших сословий, представление князей и графов как бритых и напудренных крестьян, крестьян ряженых и притворяющихся, лживых и глупых. Следовательно — бесполезных.
В обществе, осознающем себя столь извращённо, в конце концов и должен был появиться «обратный Наполеон». Толстой тут просто «зеркало русской революции».
Мережковский негодовал на Толстого, изобразившего Наполеона полнейшим духовным и интеллектуальным ничтожеством. У Толстого, по его мнению, получился даже не злой демон,
а только сказочный слабоумец — обратный, злой, Иванушка-дурачок, маленький, гаденький мерзавец, лакей Наполеон, которого заставляет плясать и дёргаться, как бездушную марионетку на ниточке, «невидимая рука».
Однако Толстой здесь не менее прав, чем Мережковский. В толстовской злобе к великому человеку сказалось природное русское неуважение личности. Не маски срывал Толстой — он срывал лица, превращал личность в кукольного болвана, что доставляло ему неизъяснимое наслаждение. А также — ощущение собственной мудрости (всё видит, всё знает). Отсюда и показной неинтерес русской литературы к жизни высших сословий, представление князей и графов как бритых и напудренных крестьян, крестьян ряженых и притворяющихся, лживых и глупых. Следовательно — бесполезных.
В обществе, осознающем себя столь извращённо, в конце концов и должен был появиться «обратный Наполеон». Толстой тут просто «зеркало русской революции».